Туземное население Осетинского округа разделяется на общества: Тагаурское, Куртатинское, Алагирское, Нарское, Мамисонское, Закинское, Зругское, Дигорское, Донифарское и Лесгорское. Все население этих обществ говорит осетинским языком. В Дигорском и Мамисонском обществах есть небольшая разница в наречиях.
Большинство населения вероисповедания православного, остальная часть мусульмане.
Надо заметить, что осетины, исповедывающие православную религию, ничем не заинтересованы для старания убедится в чистоте и пользе исповедуемого ими учения, а потому совершенно равнодушны к религии, следовательно и весьма слабы в ней. Положим нельзя требовать от неразвитого человека понимания высоконравственных истин христианского учения, но, к сожалению, и внешняя сторона религии, обряд – не соблюдается тем народом, о котором я говорю.
Это видно из того, что большая часть духовенства (есть исключения, но их немного) постоянно обращается к местным властям о принятии полицейских мер для того, чтобы заставить народ ходить в церковь, соблюдать посты, говеть, крестить младенцев и проч. Полицейские меры, само собою не приносят пользы, а крайний вред делу религии. Часто оскорбленный наказанием и принуждением, мстительный от природы туземец не задумывается и совершенно отступиться от церкви. Сила физическая не заменит силы нравственной: плохо дело, если приходится прибегать к принуждению. Нет, здесь нужны миссионеры по призванию, а не по названию только…
Газ. «Кавказ», 1865, № 29

Хозяйственный быт священников в горных приходах неутешителен. В 62 году я в поездках своих по горным аулам не видал ни одного священника, имеющего хоть сколько-нибудь сносное помещение. Большею частью они жили в саклях с земляным полом, с одним маленьким окном, так что в сакле господствует полу мрак, а в одном ауле Дигории священник, имевший большое семейство, жил почти в хлеву, но и этот хлев не принадлежал ему, а некоему Хаджи, ушедшему в Турцию. В то время пронесся слух, что Хаджи возвращается, и родственники, заметьте, мусульмане требовали очистки сакли.
— Куда же вы денетесь, батюшка? – спросил я его.
— А бог знает… Где дадут угол, там и буду жить, куда же деваться? Нет у меня достатку, чтобы купить себе саклю.
Ведь недурно, согласитесь сами… Наши священники в осетинских приходах получают 400 рублей сер. В год жалования. Можно ли существовать на эти деньги в горах, где положительно ничего нельзя достать и надо все выписывать из города или из ближайших станиц. Туземцы, не питающие никакой привязанности к священникам, равнодушны, даже холодны к их положению и окажут пособие только в том случае, если священник поставлен в необходимость просить о помощи.
Подобное отношение священника к прихожанам, как всякому понятно, крайне вредно для успехов религии.
После этого удивительно ли, что беспрестанно являются ренегаты и что влияние какого-нибудь невежественного муллы сильнее, чем православных священников, все-таки получивших какое-нибудь образование.
Однако же, несмотря на все это, дело христианства подвигается, хотя и медленно.
Переведены, например, на туземный язык Евангелие и некоторые другие священные книги, построены и строятся еще церкви в аулах, учреждены школы для обучения детей и проч.,
Все это, положим превосходно, но без строгого выбора приходских священников принесет некоторые результаты. Да и в самом деле: что сделают и устройство церкви, и книги на родном языке и школы, если священник во вражде с прихожанами и не соответствует ни по развитию, ни по нравственности своему назначению; очевидно, что церковь останется пустою, книги не принесут пользы; в школы детей не станут пускать, и такой священник сделается только тормозом для столь необходимого, святого дела.
Обстоятельства эти ставили духовное ведомство в крайне затруднительное положение: — оно не знало, где найти хороших, надежных священников. Пробовали было выписывать их из России: несколько лет назад назначено было в Осетии несколько русских священников из империи, но ни один из них не доехал до места. Все они, едва въехав в горы, возвратились сейчас же назад и решительно отказались от занятий назначенных им приходом. Вид дикой природы и грубая жизнь туземцев провели их в ужас. Странно, что при множестве монастырей в империи, не найдется однако пятнадцати-двадцати человек, которые вызывались бы с самоотвержением служить делу церкви. Нет, кажется, никакой необходимости, чтобы места приходских священников в осетинских приходах были занимаемы непременно лицами из белого духовенства; по нашему мнению, в настоящее время гораздо полезнее была бы монашествующая братия; семейный быт и заботы о нем много отнимут у священника и монаха времени и усердия для исполнения своих обязанностей в приходе.
Осетины, вполне равнодушные к православию, крепко хранят между тем свои старинные верования, представляющие смесь язычества с христианством. У них есть священные места: или скала, или лес, даже отдельное дерево и называются они именами святых нашей церкви (чаще встречаются имена св. Марии, св. Георгия), и туда-то несколько раз в год стекается все население для молитвы и празднеств. В церковь осетины идут по принуждению, а на священные места не приходит только тот, кто не в силах. Уважение к этим местам развито в туземцах в высшей степени; ни один осетин, проходя мимо, не забудет снять папахи; едущий верхом немедленно сойдет с лошади. Обыкновенно там есть или маленькая, грубо сделанная часовня или стоит высокий шест с болтающимися на нем лоскутами; около них кладутся и сохраняются в целости с незапамятных времен без всякого присмотра разные приношения: пули, кинжалы, домашние железные инструменты, турьи рога, черепа убитых во время празднеств в честь святого животных, попадаются и деньги. Взять что-нибудь из этого считается величайшим преступлением, в возмездие за которое виновный должен ожидать самой мучительной смерти. Никогда не было примеров, чтобы осетин решился принести ложную присягу на святом месте, а перед крестом и Евангелием это делается сплошь и рядом. Виновный сейчас же сознается в самом ужасном преступлении, если только потребовать от него присяги на святом месте.
Мне рассказывали такой случай: в Закинском обществе у одного богатого закинца пропала из сакли с тысячью руб. сер; спустя несколько месяцев, во время празднества в священном лесу, найдена была та же самая шкатулка, но только с шестьюстами рублей, — она стояла на виду близь часовни, никто ее не тронул, а владелец денег решился взять только по решению целого общества на том справедливом основании, что деньги эти не были им принесены в жертву. Говорят, духовенство, негодуя на свою паству за уважение к священным местам, не раз просило местные гражданские власти уничтожить часовни и шесты. Это значило бы поставить и без того равнодушных к православию осетин во враждебные к нему отношения. По моему мнению, можно было бы воспользоваться глубоким уважением осетинского народа к своим священным местам для привлечения его в храмы. Переход не представлял бы затруднений, если устроить на священных для народа местах приличные часовни (вместо теперешних грязных конур) и поставить в них иконы чтимых святых. Почему бы священникам вместо того, чтобы смотреть с предубеждением на сборы там народа в дни праздничные, не идти туда за ним и не отслужить молебня перед иконой и не освятить все, приготовленное для пиршества.
Скажут, может быть, что пиршество близ часовни с иконой неуместно, а разве у нас близ церквей в ярмарочные дни не пирует народ. Если в суеверных обрядах есть что-нибудь напоминающее язычество, разве это помешает делу? И русский простолюдин придерживается многих языческих обрядов. Но тем не менее он вполне предан исповедуемой им религии. Уверяйте теперь мужика, что такой-то обряд не христианский, а языческий, он рассмеется вам в глаза. Каждый, знающий осетинский народ согласиться со мною, что предложенная мера была бы в высшей степени хороша, она бы привела осетин с чтимых священных мест в церковь добровольно, без всяких взысканий и штрафов.

Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах. Составление Л. А. Чибирова Цхинвал, «Ирыстон», Т 1 1981, с. 161 – 163
ИЗ СТАТЬИ К. КРАСНИЦКОГО